В конце 1993 года, когда на Белом доме на Краснопресненской набережной еще чернели следы недавнего обстрела, я с упоением читал колонки Глеба Павловского в «Новой» и «Общей» газетах. Его позиция шла вразрез с настроением мейнстрима тогдашней московской интеллигенции, требовавшей «раздавить гадину» в лице защитников Дома советов. Вполне обоснованно апеллируя к принципам справедливости и миролюбия, Павловский писал, что демократия не рождается из бойни на улицах столицы. Уже в то время он пессимистически смотрел на перспективы российской демократии: её невозможно построить, разделив общество на своих и чужих, подавляя инакомыслие брутальной полицейской силой и не желая слышать другое мнение.
В тот момент Глеб Павловский выглядел смелым трибуном, обреченным на одиночество в столкновении с «подавляющим большинством» сторонников президента Бориса Ельцина и предельно жесткой ломки общества путем неолиберальных экономических реформ.
На свободе
На самом деле за плечами у Глеба Олеговича было уже несколько жизней. Юность и учеба на историческом факультете в родной Одессе, участие в кружке марксистов-неформалов и первое столкновение с КГБ из-за распространения солженицынского «Архипелага ГУЛАГ». Переезд в Москву во второй половине 1970-х, знакомство с Михаилом Гефтером и присоединение к диссидентскому движению. Арест и ссылка в самый мрачный период позднего СССР во времена «гонки на лафетах» в начале 1980-х. К этому моменту относится самая темная и малоизвестная сторона жизни Павловского, связанная с его возможным сотрудничеством с органами следствия и госбезопасности. Так или иначе горбачевскую перестройку Глеб Олегович встречает освобождением и возвращением в Москву, с этого момента начинается еще одна страница его жизни.
Трудно перечислить все проекты, в которых он тогда участвовал. Достаточно назвать три факта его биографии в этот момент. Павловский начал печатать важный и самый радикальный среди перестроечных изданий журнал «Век XX и мир». Познакомившись с Джорджем Соросом и войдя в руководство фонда «Культурная инициатива», он занимался поставками бесценных по тем временам компьютеров и оргтехники для позднесоветских и российских изданий. Наконец, Глеб Павловский стал одним из соучредителей газеты «Коммерсантъ» — главного делового издания новой России.
На службе
Однако большинству Павловский известен совершенно другим. С середины 1990-х годов он начинает тесное сотрудничество с администрацией президента (тогда еще Ельцина), а в 1999 году — руководит избирательной кампанией Владимира Путина. Фонд эффективной политики Глеба Павловского в то время считался самым престижным местом работы для тех, кто искал лавров «политтехнолога». Среди журналистов и пиарщиков в Москве тех лет было крайне трудно найти того, кто хотя бы немного не сотрудничал с ФЭПом или хотя бы не знал, что значит аббревиатура ГОП. Глеб Олегович Павловский тех лет — это практически «наше все» в сфере политики, идеологии и медиа.
Путинская эпоха начиналась с эйфории и больших ожиданий светлого европейского будущего России. «Немец в Кремле» и его тайный советник Павловский восстанавливали «диктатуру закона» и «вертикаль власти». Издававшийся ФЭПом «Русский журнал», казалось, навсегда положил конец спорам западников и славянофилов, примирив «патриотов» и «демократов». С этого момента начинается мода на «просвещенный консерватизм», когда один из соратников Глеба Павловского ныне покойный Александр Тимофеевский комплиментарно сравнивал его с самой зловещей фигурой николаевской России Фаддеем Булгариным. Образ демиурга, играющего со злом во имя спокойствия и процветания державы, явно импонировал тогдашнему Павловскому. Однако довольно скоро выяснилось, что Кремль не нуждается ни в каких демиургах в очках с тонкой серебряной оправой на носу.
Философ
Проходит еще одно десятилетие, и в 2011 году Павловский покидает чертоги администрации президента, начиная последний свой крупный проект — философско-просветительский сайт «Гефтер.ру» и становясь завсегдатаем академических мероприятий в Шанинке и других дистанцированных от власти площадках. Именно на этот заключительный период его жизни приходится мое наиболее тесное общение с ним.
Глеб Олегович запомнился мне специфическим обаянием, присущим людям определенного круга московской интеллигенции. Эта манера, очевидно, была унаследована им от своего учителя Михаила Гефтера. Взгляд, полный внимания и скрытой иронии одновременно. Зверское чутье на идеи, способность моментально впитывать и гениально воспроизводить классические философские подходы в контексте актуальной политической и гуманитарной повестки. На самом деле Глеб Павловский не переставал учиться всю свою жизнь, при этом строя собственный уникальный нарратив в описании любого важного события окружавшей его действительности.
Кем был Глеб Павловский? Мрачным создателем путинской России или идеалистом-мечтателем, неудачно «партизанившим» в коридорах власти? Думаю, его можно было бы сравнить с титанами Возрождения: масса многообещающих проектов в самых разных областях, лавры Макиавелли и шестеро детей от разных жен впридачу.
«Красив и спокоен»
Был ли грешен человек эпохи Возрождения? Безусловно, да! В нашем же случае беда еще в том, что «эпоха возрождения» после краха коммунизма в России обернулась ещё более страшной тиранией и гуманитарной катастрофой всемирного масштаба, переживаемой нами прямо сейчас. Несет ли ответственность за эту катастрофу Глеб Павловский? Разумеется, да! Можем ли мы повесть на него все грехи придуманной и описанной им «системы РФ»? Нет, это было бы явным перебором.
Глеб Павловский ушел из живых на самом исходе Прощеного воскресенья. Он был православным человеком и верил в Бога. Последние месяцы его жизни оказались сопряжены тяжелейшими телесными страданиями, когда один страшный диагноз дополнял другой еще более страшный. Говорят, это свидетельствует об очищении его души от грехов перед встречей с вечностью. Будем надеяться, что это так. «Он красив и спокоен», — написал мне близкий ему человек, видевший его на смертном одре.
Упокой, Господи, душу раба твоего Глеба, добавлю я от себя.
