Та же самая рука, в последний миг перед смертью вурдалака, вдруг угрожающе поднимается вверх, указывая куда-то. И жест этот, так и оставшись нерасшифрованным, вселил ужас в наследников.
«Не отец, а сука»
Такая же концентрация эмоций — последующая борьба за власть. Все — человеческое, очень человеческое, в том числе инстинкт выживания. В то же время — рождаются архетипические образцы политического поведения, и не только в смысле борьбы за власть. Других исторических свидетельств о том, что бывает после исчезновения первого лица, сосредоточившего в своих руках (пусть одна и отсохла) огромную власть — хоть с Чейн-Стоксом, хоть без него — у нас нет. А выясняется, что кем бы ни был тот или иной борец за власть в поствождистское время, он начинает соревноваться с конкурентами в либерализации режима. Имя диктатора упоминается все реже, Лидия Тимашук спустя короткое время лишается ордена Ленина, «врачи-убийцы» выходят на свободу, так называемое «общественное мнение», еще недавно устраивавшее детям врагов народа «темную» в школах и готовое растерзать евреев, быстро поворачивается в совершенно другую сторону. Как там у Галича? «Кум докушал огурец / И закончил с мукою: „Оказался наш Отец / Не отцом, а сукою…“ / Полный, братцы, ататуй! / Панихида с танцами! / И приказано статуй / За ночь снять со станции».
Примерно так же уходил, несколько растянув время в ходе «гонки на лафетах», брежневизм. Но когда скончался последний по-настоящему близкий Леониду Ильичу геронтократ, все стало меняться в ту же сторону — либерализации. Которая восторженно была воспринята тем же «общественным мнением», еще недавно не подававшим признаки жизни и просиживавшим штаны на партийных и профсоюзных собраниях.
Несколько особняком стоит кейс снятия Хрущева. Но к нашей ситуации он имеет мало отношения: в высших слоях атмосферы после хрущевских экспериментов («Волюнтаризм!» — «В моем доме попрошу не выражаться!») возникло желание стабильности. Тогдашние элиты, отнюдь не парализованные страхом, как сейчас, смогли и договориться между собой о необходимости кадровых изменений, и найти институциональную площадку для ротации власти — Пленум ЦК. Таких институтов в сегодняшней российской политической системе нет. Несмотря на бархатную ресталинизацию, начавшуюся в 1965-м, новая постхрущевская власть начала с реформ — попыток либерализации экономики.
Замаливание грехов
Исторические прецеденты показывают, что после ухода автократов — в нашем случае это Сталин и представители «пятилетки пышных похорон» Брежнев-Андропов-Черненко — в стране начиналась либерализация. Борьба кланов действительно имела место, но довольно быстро заканчивалась.
Примерно по такой же схеме могут развиваться события после ухода Путина. Борьба кланов за власть не приведет к хаосу и, тем более, распаду России в силу масштабнейшей зависимости бюджетов регионов от федерального бюджета. Любой же из, казалось бы, верных соратников вождя немедленно начнет предпринимать шаги к открытию России, либерализации экономики и постепенной демократизации политики.
Причина — абсолютное ресурсное истощение России. Причем под ресурсами я понимаю не только нечто материальное и монетизированное, но и моральную и психологическую усталость общества. Чтобы получить ресурсы, придется открывать страну, снова прорубая окно в Европу. Что, собственно, и делал столь высокочтимый Путиным Петр Первый, работавший типичным иностранным агентом и находившийся под сильнейшим иностранным влиянием.
Трудно себе такое представить? Но можно ли было себе представить, что Маленков предложит преобразования в сельском хозяйстве, а Хрущев ревниво перехватит эти инициативы? Что Берия будет говорить о том, что ГДР нужно оставить в покое, как и сохранить в стране частную собственность? Нынешним покорным, находящимся в постоянно полусогнутом положении от чрезмерного уважения к верховному главнокомандующему, представителям ближнего круга, особенно имеющим бизнес-интересы, придется с удвоенной энергией замаливать грехи перед миром и изображать из себя модернизаторов, как это делали, например, иные франкисты, оставшиеся во власти в период становления демократии в Испании.
Не стоит ждать от них быстрых шагов в сфере либерализации внутренней политики, потому что это означало бы открыть дорогу контрэлитам, которые после всего того, что произошло в последние годы, окажутся совершенно не готовыми к компромиссу со вдруг входящими в разум путинистами. Но во внешней политике возможны стремительные перемены: экс-путинисты вновь начнут «открывать Америку» во всех смыслах этого словосочетания. И делать это им придется тем быстрее, чем более очевидными станут риски для сохранения власти в ситуации легко предсказуемой неуступчивости контрэлит, которые «не забудут, не простят» и обнуление президентских сроков, и беспрецедентные репрессии, и саму «спецоперацию».
Выбираться из ямы
Придут к власти еще более страшные, фашизоидного типа фигуры? Но нет ли ощущения, что самое страшное уже произошло и продолжается на наших глазах? Сколько лет нас пугали на манер Михаила Гершензона, написавшего в 1909 году в сборнике «Вехи» знаменитые слова: ««Нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом — бояться мы его должны <…> и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной». Если допустить по-настоящему свободные выборы, рассуждали системные либералы и двадцать, и десять лет назад, народ вместо прагматика Путина выберет фашиста. И что мы имеем в результате? Путина-«романтика», одержимого имперской миссией. Провал России в архаику, изоляцию страны, репрессии и массовое пробуждение тоталитарных инстинктов.
Не надо было бояться свободных выборов. Не надо было пытаться искусственно менять ход истории. Что, Черномырдин бы вошел в Украину? Примаков затеял бы «спецоперацию»? Никогда в жизни. Оказывается, есть вещи пострашнее умеренно-консервативных политических сил с советским бэкграундом, который предполагал главное — принципиальный отказ от войны и принципиальное желание жить в мире с Западом и Востоком.
Теперь России предстоит выбираться из ямы гораздо более глубокой, чем она оказалась в самые последние годы существования СССР. И несколько странно рассуждать о том, что без Путина станет еще хуже. При Путине точно не станет лучше. И чтобы понять эту истину, нужно было зачем-то допустить уже почти четвертьвековое правление этого человека и его команды, обладающей представлениями о мире рядовых военных пенсионеров на лавочках у подъездов.
Во всем виноваты Волошин и Юмашев, которые привели Путина? А где были все остальные представители всех возможных кланов в течение всех этих лет? Или хотя бы в 2003 году, когда после ареста Ходорковского и поражения демократических партий на парламентских выборах с Путиным уже было все ясно, но когда еще можно было что-то изменить? Где эти элиты сейчас, про мнимые «расколы» внутри которых мы слышим столько рассуждений? Почему, якобы ненавидя Путина, максимум, что они могут сделать — только трусливо молчать. И по мере того как катастрофа только усугубляется, во все большей степени разделять с ним ответственность за происходящее.
Не стоит бояться будущего, когда Россия семимильными шагами идет сейчас в прошлое.
