Если рассуждать в подобных категориях, то в 2022 г. Владимир Путин как раз и поставил Россию «на счетчик». До вторжения в Украину, как бы страна ни развивалась и куда бы она ни шла, экономически она оставалась более адекватной, что ли, чем политически. Имелись значительные резервы (порядка $640 млрд, или 36% ВВП), внешний долг был минимальным ($59 млрд), внешняя торговля приносила устойчивое положительное сальдо (в среднем $162 млрд в год в 2014–2021 гг.), многие потребители российской продукции казались в той или иной мере зависимыми от позиций Москвы. В стране было накоплено почти $400 млрд прямых иностранных инвестиций, приносивших их владельцам высокие и устойчивые доходы. Худо-бедно, но уважались права собственности, а «по понятиям» дела велись лишь в исключительных случаях. Если сравнивать страну с человеком, путинскую Россию 2010-х можно было считать состоятельным бюргером с неплохим, в принципе, наследством.
После начала войны эта ситуация изменилась кардинально. Теперь Россия ответственна за разрушение соседней страны, ущерб которой оценивается почти в $1 трлн — и частичным обеспечением его стали российские активы за рубежом. Позабыв о законах и праве, Кремль реквизировал иностранную собственность более чем на $100 млрд, а с учетом косвенных убытков потери инвесторов могут быть еще в 2-3 раза выше.
Действия Москвы вызвали в Европе огромные убытки в виде переплат за энергоресурсы в ходе кризиса 2022–2023 годов: цифры там называются чудовищные — до €800 млрд. Наконец, санкции и ограничения привели к дефолту по внешним обязательствам, которые никто в мире не забыл и в перспективе попытаются получить вместе с процентами и пенями.
Иначе говоря, уже сейчас сумма претензий к России, объявленных или необъявленных, наверняка превышает ее рыночный ВВП, составляющий, по грубым подсчетам, $1,7 трлн, и в 5-6 раз больше ее ежегодного экспорта, оцениваемого в $350–400 млрд. Размер этих требований будет только расти — и расти тем быстрее, чем податливее покажется Россия тем, кто выдвигает к ней претензии, как нынешние, так и будущие.
Эта ситуация, как ни странно, в некоторой степени выгодна Кремлю, который ее инициировал. Запустив «маховик» растущих претензий, он добился двух результатов.
С одной стороны, только «сильная власть» выглядит гарантом того, что пострадавшие и кредиторы не получат своих денег — таким образом, российские власти стали своего рода «бандитской крышей», убеждающей страну, что они не дадут ее ограбить тем, чьи справедливые претензии вызваны ее собственными действиями.
С другой стороны, Владимир Путин и Kо в мгновение ока превратили Россию из выгодного приобретения в неликвидный актив, обладание которым приносит заведомо больше проблем, чем удовольствия: это напоминает ситуацию конца 1990-х, когда транзит власти оказался столь неудачным отчасти и по причине отсутствия у многих политиков желания брать на себя ответственность за страну с полностью разрушенной экономикой. Если вдруг путинский режим будет свергнут и к власти придут прозападные либералы, им созданы все условия для того, чтобы их «второе пришествие» — с репарациями, реституциями, и продажами российских товаров в счет накопленных долгов — запомнилось населению ещё бóльшими национальными унижениями и финансовыми проблемами, чем первое.
Весьма характерно, кстати, что отечественные оппозиционеры, которым часто снится, как «путинская Россия слиняет за три дня», никогда не ставят перед собой этого вопроса. Пока они живут за границей, они демонстрируют максимальную лояльность Украине и Европе — но неужели можно быть столь наивными, чтобы допускать, что соседи РФ простят ей нанесенный ущерб только за то, что в Москве сменилась власть. Большевики, как мы помним, отменили все долги императорской России — но они никогда не выставляли себя сторонниками «общечеловеческих ценностей» и «европейского выбора», так что в перспективе обновленной стране не удастся повторить этот путь.
Подводя итог, я бы сказал, что Владимир Путин и его команда — желая того или нет — своими действиями последних лет создали условия для воспроизводства еще одного варианта «Веймарской России»: страны, которой придется ответить по претензиям, растущим сейчас как снежный ком, и которая, если такие возмещения станут реальностью, превратится в еще большего врага цивилизованного мира.
Соответственно, режим обеспечил себе дополнительную легитимацию, будучи такой системой власти, которая способна отразить или проигнорировать подобные претензии, — что очень немало, ведь если население ощутит, что альтернативой относительно обеспеченного существования в авторитарном гетто является демократия нищеты, оно вряд ли сделает выбор в пользу последней.
Что следовало бы уже сейчас иметь в виду западным политикам — в том числе и тем, кто прорабатывает смелые варианты конфискации тех или иных российских активов.
